Нулевая область [СИ] - Анатолий Радов

Макс увидел, что они дошли до конца улицы, и остановился. Обернувшись, он стал смотреть на неспешно приближающихся деда и Пашку. Те говорили между собой, и успели метров на сорок подотстать.

— Ни фига себе я чухнул, — подумал Макс, кисло улыбнувшись, и стал ждать.

Дед с Пашкой приблизились.

— Мы тут о стрельбе, — улыбнулся дед. — Вот Пашок тоже хочет выстрелить. Я вам три самодела с дробью выделю. Ты два раза выстрелишь, да Пашка раз.

— О, вон там, то озеро? — громко спросил Пашка, ткнув пальцем в сторону. — Ну то, ключевое.

— Угу. Там, за лесополкой, — ответил дед. — Если б не оно, и не знаю, где б мы ещё воду брали.

Они свернули вправо, и пройдя вдоль заборов, вышли на свою улицу. Макс с какой-то жалостью рассматривал давно некрашеные доски. Он несколько раз провёл по ним пальцем, словно хотел почувствовать их, узнать — что они хранят в себе. Может они тоже стали другими в этом другом мире, и умеют высказать свои мысли. Но доски молчали. Они были обычными досками, и им было всё равно, ломаться ли под тяжестью брошенного на них тела, медленно ли сгнивать оставленными своими хозяевами.

Когда все погибнут, что будет с этой деревней? Макс не мог остановить свои мысли. Он понимал, что они все проистекают из одного истока, и этот исток появился недавно. Когда? Может в тот самый момент, когда он её увидел в зале дедовского дома? Или несколько минут назад, там возле костра?

Серая «двойка» вернула к реальности. Она вдруг напомнила ему о его жизни. Той жизни, которая была единственной ещё несколько дней назад. Скучной до тошноты, но единственной. С женой, работой и прочими своими атрибутами. Правильными ли, не правильными — какая в принципе разница, когда не с чем сравнивать. Когда у всех вот так, одинаково и нацелено в одном направлении. Нельзя сравнивать две закрытые системы, если находишься в одной из них — пришла в голову Макса фраза из какой-то научной книги, прочитанной пару месяцев назад. А ведь и вправду, понял он. Нельзя. И даже оценить одну систему нельзя, когда ты в ней. Для этого нужно выбраться из неё и посмотреть извне.

— Макс, — Пашкин голос звучал весело. — Прикинь, щас как побахаем. Ты вообще когда-нибудь из чего-нибудь бахал?

— Я нет, — Макс удивлённо посмотрел на друга. — А ты разве не стрелял? Ты ж служил вроде.

Пашка хмыкнул.

— Я ж в стройбате служил, бля. Мы там калаш только собирали и разбирали, как придурки. А пострелять, хрен дали.

— У-у, — промычал Макс. — И на фига тогда всё это?

— А чёрт его знает, — Пашка пожал плечами, весело улыбаясь. — Штоб было.

Макс удивлённо огляделся. Он словно только сейчас заметил, какая вокруг красивая природа. По-настоящему красивая, насыщенная жизнью, совсем не такая как в городе, где бедные деревья какие-то чахлые и кривые, а о траве и вообще говорить нечего. Разве только искусственно высаженная на клумбах имеет настоящий, сочно-зелёный цвет.

— А красиво здесь, — сказал он просто так, не обращаясь ни к кому конкретно. Сказал для себя, чтобы прочувствовать красоту не только взглядом, но и словом.

Дед уже подошёл к своей калитке, и открыв её, исчез во дворе. Когда Макс с Пашкой вошли вслед за ним, дед уже поднимался по ступенькам, держась правой рукой за бок.

Подустал наш Егорыч, — подумал Макс. — Всё-таки как ни крути, а лет ему уже до фига.

— Слушай, интересно, а какое ружьё лучше, как у деда, или то, что ты принёс? — спросил Пашка, как и Макс, наблюдая за дедом.

— Не знаю, — Макс пожал плечами. — У Егорыча спроси.

Остановившись у порожек, они стали ждать. Заходить в дом Максу почему-то не хотелось. Он провёл ладонью по лбу, вытирая выступивший пот.

— Слушай, жара уже конкретная по-моему. Не замечаешь?

— Ага, — согласился Пашка — И пить, блин, хочется.

Макс прислушался к своим ощущениям. Пить действительно хотелось, но странно, что до того, как об этом сказал Пашка, желания не было. Наверное, все эти события здорово отвлекают, подумал он. И курить как ни странно не тянет.

Дед вышел через минут пять. В одной руке он держал ружьё погибшего, с горизонтально расположенными стволами, а в другой чайник.

— И чайку заодно согреем, — сказал он, спускаясь вниз.

— Воды бы простой, — жалобно протянул Пашка. — Сушняки от жары и хождения уже, блин.

— Да запросто, Пашок. Сейчас попьёте ключевой.

Дед спустился по ступенькам, и устало заковылял по дорожке. Макс и Пашка последовали за ним. Сосредоточившись на мысли о воде, Макс быстро почувствовал настоящую жажду. По гортани, словно кто-то провёл наждаком, причем, не ленясь и надавливая изо всех сил. Поэтому когда они подошли к сараю, и дед вынес ковш холодной воды, Макс припал к нему с жадностью антилопы, отыскавшей во время засухи полуиссохшую реку. Он сначала сделал несколько больших глотков, чувствуя как остужается горло, и потом ещё секунд тридцать с наслаждением цедил глотками маленькими, поглядывая поверх края ковшика на деда. Дед рассматривал ружьё, точнее стволы, потом вскинув его, прицелился.

— Правый ствол чуть повело, — задумчиво сказал он. — Ну это ничего. Вообще стволы здесь качества наилучшего. Не скатаны, а высверлены. Таким и износу нет.

Макс протянул пустой ковш деду.

— Всё выпил, — сказал он и с наслаждением вздохнул.

— Сейчас ещё принесу, — дед протянул ружьё Максу. — Подержи пока.

Макс взял ружьё и сразу же вместе с весом почувствовал то ощущение, которое уже однажды рождалось в нём. Это было дикое желание выстрелить. Прижать приклад к плечу, прицелиться и выстрелить. Чтобы как-то отвлечься от этого чувства, которое готово было хлынуть через край, Макс принялся рассматривать приклад. На прикладе было множество рисок, глубоких и широких и едва заметных. Он был испещрён ими в каком-то красивом беспорядке.

— Да, приклад можно было б и заменить, — дед подал ковшик Пашке, который тут же стал жадно из него пить. — Но на то мастера нужны, а у нас такой один был. Сергеич, земля ему пухом.

— Крак убил? — спросил Пашка, отведя ковшик ото рта.

— Крак, крак, — кивнул дед.

— У вас тут, наверное, своей смертью и не умирал в последнее время никто? — спросил Макс.

— Почему же. В последние пять лет кстати, у нас кроме Елены Сергеевны, никто вообще не умирал. Пока тени не объявились.

— А чего с этой Еленой Сергеевной случилось? — спросил Пашка.

— Ей сто шесть было. От старости она померла, Паша. Сестра баб Нюрина старшая, а Семёну тётка родная.

— А-а, — понятливо протянул Пашка. — Не, ну у вас тут и возраст, блин. Там деду в Курганинском девяносто шесть было по-моему. Или девяносто пять. Не помню уже. Здесь бабульке сто шесть.